Атрибут власти - Страница 44

В этой трагедии было много погибших. Потом говорили о плохой координации действий спасателей и врачей, но он продемонстрировал всему миру свою отчаянную решимость.

А в ответ ему выпало новое испытание — захват террористами средней школы, в которой заложниками оказались более тысячи детей и их родителей. Это был уже не просто террористический акт, а настоящий Апокалипсис. Погибли сотни детей — страшная цена за выстраиваемую им вертикаль власти.

Он понимал: те, кто противостоял ему сегодня, менее всего думают о стране, уже начавшей обретать черты настоящей государственности. Газеты по-прежнему пишут о развале, по телевидению говорят об ужасающей демографической ситуации, что тоже правда, все дружно отмечают бегство капиталов… Но нельзя же не видеть и позитивные перемены, которые происходят буквально на глазах. Его страна постепенно становится уважаемым членом мирового сообщества, его усилия к внутренней стабилизации поддерживаются уже всем цивилизованным миром. А его противники все вспоминают «благословенные времена» девяностых, когда можно было безнаказанно грабить и расхищать собственную страну, высмеивать ее традиции и издеваться над ее гражданами.

Президент сжал кулаки. Готовя к работе за рубежом, его учили анализировать собственные действия. Он обладал редким качеством — умением понимать свои сильные и слабые стороны. И он точно знал, что не сможет уступить. Слишком многое поставлено на карту. Гораздо более важные ценности, чем его собственная жизнь и судьба. Он обязан выстоять и передать новому лидеру более сильное, более уважаемое, более надежное государство, менее всего зависящее от воли и взглядов кучки людей, почему-то названных олигархами. В одной из недавно вышедших книг он наткнулся на другое слово — «плутократы». Оно понравилось ему гораздо больше.

РОССИЯ. МОСКВА. 24 ФЕВРАЛЯ, ЧЕТВЕРГ

Теперь за Дронго каждое утро приезжала машина, и он отправлялся на работу в комиссию. Нащекина приветствовала его доброй улыбкой, Чаговец сухо бросала: «Доброе утро!», Богемский кивал, не глядя, Полухин и Машков пожимали ему руку. Остальные вежливо здоровались.

Наблюдение, установленное за Холмским, показало, что он действительно интересуется Абрамовым. Более того, он устроил еще две статьи о творчестве журналиста в разных газетах. Однако все это еще не доказывало вины Холмского. Предстояло исходить из того, что за ним может быть установлено наблюдение и если он исчезнет, то основной заказчик или резко свернет свою деятельность, или поменяет всю операцию.

Утром двадцать четвертого февраля Холмский вызвал к себе в офис свою хорошую знакомую Ариадну Лиховцеву, которая слыла довольно-таки известной журналисткой. Внешне эта сорокалетняя женщина выглядела бесформенной и неряшливой: расплывшаяся в разные стороны различными своими частями фигура, мешковатая одежда, большие очки в старомодной роговой оправе, всегда плохо причесанные грязноватые волосы. Лиховцеву хорошо знали многие главные редакторы центральных изданий, а некоторые политики побаивались ее бойкого пера. На приемы, куда эту журналистку иногда приглашали, она приходила с большой сумкой, без зазрения совести складывая в нее со стола фрукты и деликатесы. Лиховцева зарабатывала неплохие деньги, хранила их в различных банках и даже покупала ценные бумаги. Она одна растила дочь, которую очень любила. Муж ушел от нее уже более десяти лет назад.

Войдя в кабинет Холмского, Лиховцева плюхнулась на кресло, которое жалобно скрипнуло под ее весом. Она оглянулась по сторонам. Ей было неуютно в этом холодном, словно не обжитом кабинете.

— Может, предложите даме кофе? — поинтересовалась журналистка, глядя на Холмского.

Тот пригладил редкие волосы, пощупал коротко остриженную бородку и заявил:

— Ваша последняя статья мне совсем не понравилась.

— Поэтому вы не хотите дать мне кофе? — бесцеремонно поинтересовалась Лиховцева.

— Принесите нам кофе, — позвонил Холмский секретарю, — а вы возьмите вот эти данные и подготовьте хорошую статью для еженедельника.

— Вы уже договорились с главным редактором? — спросила Лиховцева.

— Разумеется. Он готов ее опубликовать. Только пишите без ненужной патетики — просто сухие факты, выводы. И обратите внимание читателя, что розыски пропавших журналистов обычно проходят под личным контролем глав государств. На этом нужно сделать особый акцент. Исчезновение такого журналиста, как Павел Абрамов, — удар по престижу самого президента. Все понятно?

— Понятно. Когда наконец принесут ваш кофе? И могу я спросить, сколько вы мне заплатите?

— Как обычно. Пятьсот долларов.

— Я делаю для вас такую работу, а вы платите мне гроши. Это даже немного обидно.

— Если обидно, не пишите и не берите денег. Найду другого журналиста. С этим товаром сегодня нет проблем. Бери — не хочу.

— Фу, какой вы грубый. Вам не говорили, что вы не джентльмен?

— Говорили. И я этим очень горжусь.

Секретарь внесла кофе для гостьи и зеленый чай для хозяина кабинета. Бесшумно вышла.

— Давайте деньги, — согласилась Лиховцева, — хотя вы меня просто грабите. Я собрала бы гораздо больше, стоя на паперти.

— Начните завтра, — посоветовал ей Холмский, протягивая деньги.

Она проворно спрятала их в сумочку и, хлебнув кофе, заявила:

— Я вас ненавижу.

— Никогда в этом не сомневался, — улыбнулся Холмский. — Только учтите, статья должна выйти на следующей неделе. Не позже.

— Сделаю. Он ваш родственник или сын? Почему вы так о нем хлопочете? Можете открыть мне хотя бы эту тайну?